Ролевая "Золотой век" ("Век Эдо")
edoepoch.rolka.su/
Коджики » Манъёсю
• Название записи: Собрание мириад листьев
• Действующие лица: Тайра-но Кагэкиё, Токугава-но Каи
• Время и место событий: бедные кварталы Эдо. Теплая осень, когда черное небо разрезает серп молодого месяца, а настойчивый ветер кружиться в танце с золотом деревьев.
• Краткое содержание: Каи, как обычно покинутый сестрой на растерзание улиц, бродил по огромному городу, не зная куда податься. Его хрупкая фигура сильно выделялась на фоне простых людей, хоть и была облечена в теплую не вычурную одежду. Небо озарял серебряный свет луны, который утопал в золоте кленов, растущих повсюду. Внимание привлекла юноши маленькая таверна, в которой он поспешил найти тепло и покой, возможность спрятаться от столь необычной, новой жизни. Но, к удивлению принца, он нашел там нечто большее. Все еще чистая и незапятнанная душа мальчика услышала увлекательный рассказ, который исходил из уст незнакомца. Молодой мужчина рассказывал мифические истории и все люди внимали ему. Каи так же нашел место подле рассказчика и стал внимательно слушать. Он был настолько поглощен сказкой, что не замечал течение времени, которое неумолимо клонило в середину ночи, то время, когда его начнут искать.
читать дальше, много
Тайра-но Кагэкиё
Простые люди, пришедшие поговорить о том да о сем после тяжелого дня, поделиться успехами своего урожая и сплетнями, бегущими по городам, принесенными такими же путниками, как сидящий сказочник, были отвлечены обычной историей, какие им рассказывали деды в детстве. Юноша с седыми прядями на переливающихся от огней волосах увлеченно рассказывал выдумку, теплом ткавшуюся в душе у измученных людей. Асахи с радостью наблюдал, как самые черствые и хмурые люди с надеждой в глазах внимали его рассказу.
- Однажды в снежный морозный день отправился старик в лес, набрал охапку хвороста, взвалил ее себе на плечи и начал спускаться с горы. Вдруг услышал старик поблизости жалобный крик, глядь - а это журавль попался в силок, бьется, на помощь зовет, стонет, а выбраться не может. Стало старику жалко птицу, освободил он журавля и выпустил на волю.
Юноша улыбнулся слушателям, словно искренне рад был за птицу. Он и был рад: никто ведь не хочет насильно быть в неволе. Если невольно тело - это не самая страшная беда, тоскливей, когда душа твоя мечется да не может вырваться на свет, жаждет, да не дают ей цепи...
- Собрались вечером старик со старухой ужинать, - продолжил сказочник, - вдруг слышат - кто-то тихо к ним стучится. "Кто бы это мог быть в столь поздний час?" - спросил старик и отворил. А за дверью стоит молодая девушка, вся запорошенная снегом, дрожит. "Заблудилась я в горах, - говорит девушка. - Да на беду, метель сильная, дороги не видно". Пустили старик со старухой ее к себе, обогрели, у огня усадили да накормили. Смотрят старики, что девушка ласковая да красивая такая. Стала она старухе по хозяйству помогать. "Скажи, доченька, а как по имени зовут тебя?" - "О-Цуру", - ответила девушка. "Красивое имя, Журушка", - похвалила старушка.
Мягкий голос Асахи, словно ручей, лился по теплому помещению, все вокруг замерли. Острый взгляд приметил средь слушателей юношу, не похожего на других, словно подснежник, пробивающийся к свету и весеннему воздуху в прохладное утро. Рассказчик замолчал и обвел всех взглядом, мягко улыбаясь.
- Пришлась О-Цуру по сердцу старикам, и попросили они ее жить вместе с ними: детей у них не было, да и девушка сиротой оказалась. В благодарность за доброту их девушка пообещала соткать полотна хорошего, попросила только об одном: не заглядывать в комнату, где она ткать будет. "Не люблю, когда смотрят, как я работаю", - пояснила О-Цуру. Взялась девушка за работу, из комнаты только и слышно было: кирикара тон-тон-тон...
И снова сказочник обвел всех взглядом, изредка заглядывая в широко раскрытые глаза своих слушателей и примечая у каждого свое. И снова взор его остановился на юноше, глаза чуть сузились, а губы дрогнули в слабой улыбке.
- Прошло три дня...
* * * *
Токугава-но Каи
Тепло от только что согретого чая мягко расползалось по тонким кистям молодого принца, проникая под нежную кожу рук, не знающих тяжелой роботы. Длинные ресницы медленно порхали в горячем воздухе, измотанного юношу клонило в сон. Но он не мог позволить себе такой роскоши. О нет. Сейчас все его внимание, вся его сущность были прикованы к одному единственному человеку и он не замечал ничего вокруг.
Как он попал сюда? В голове всплывали картины из недавнего прошлого. Как сестра переодевает его в свежую, но потрепанную одежду простолюдина, как волочет его из дворца через потайной ход, извесный только им двоим, как кидает посреди хищных улиц большого города. Ничего более страшного принц и представить себе не мог. Реальность кружилась в танце одори, а он все пытался найти либо проказницу двойняшку, либо тропу домой. И так каруселью, пока ноги не стали подкашиваться от усталости, а великое светило не сменилось острым серпом луны. Таким прекрасным и холодным, острым, но в то же время спокойным. И только тогда его потянуло в какую-то таверну, как мотылька на огонь. Там он нашел свой покой, до тех пор пока не найдут его.
Но теперь душа Кая молила богов, чтобы о его личности забыли и он смог дослушать рассказ молодого мужчины. Подобравшись совсем близко к силуэту сказочника, принц внимал каждому его слову, в слепой надежде остаться незамеченным, остаться в легенде. Его огромные глаза, цвета чистейшей бирюзы, ловили любое движение рассказчика, а потом, встретившись с бездонным взглядом темных очей, в смущении спешили скрыться под тонким веком. В это время на бледных щеках юноши выступал розовый румянец. Он не любил ощущать на себе чужие взгляды - это вызывало смешанные чувства в его трепетной душе.
Но потом все повторялось вновь. Каи не мог сдержать себя, поэтому он раз за разом вникал в историю все больше, она все сильнее опутывала его наивное сердце своими цепкими лапами. Это случилось, потому что в детстве он был лишен той материнской заботы и любви, которой окружают детей. Его уделом были мечтания в безграничном дворцовом парке и трели утренних птиц, шепот хризантем и тихая музыка озера. А теперь его детские мечты обретали форму в словах этого волшебника. И не было ничего прекраснее его сказки, его облика и этого тесного места.
Когда же история была прервана и рассказчик решил выдержать паузу, что должна была интриговать слушателя, то принцу стоило многих усилий, чтобы не сорваться с места в просьбе о продолжении. Он так чутко переживал судьбу старика, ему так нравилась молодая и свежая, словно весенний клен, О-Цури, что картины из их жизни проплывали у него перед глазами. Как же сильно хотелось узнать, что делает прекрасная девушка у себя в комнате, какие таинства хранит ее нежная душа.
В любой другой ситуации юноша не позволил бы себе ничего подобного, но сейчас он был заворожен историей. Посему встал и сел прямо рядом с таинственным мужчиной. Тонкая кисть юноши мягко схватила его за край кимоно, цвета девственного снега и в глазах мелькнуло желание продолжения.
- И что же случилось дальше?
Голос юноши был тихим, еле слышным, но он резко выделялся на фоне местного диалекта. Каи говорил литературным японским языком. Его речь была чиста и правильно, так что обычно он не говорил, чтобы не выдать себя. Но тут принц был беспечен и невнимателен, его мысли были далеко-далеко в прошлом, в жизни героев легенды.
* * * *
Тайра-но Кагэкиё
Юноша наблюдал за присутствующими, как они воспринимают его рассказ, читал их глаза и чуть заметно улыбался, видя в них интерес, желание услышать историю дальше и веру. Как известно, вера - незаменимый дар для человека: она не дает отчаиваться, дарит спокойствие души и подталкивает на действие. Временами, на действие смелое, что приносит свои сладкие плоды победы.
За время, проведенное в путешествиях, собиратель историй и сказок Асахи повидал много чудес, и часть его рассказов была чистейшей правдой, другая, более весомая, часть, правда, додумкой реальных событий с вплетением в них волшебства и чудесных существ, или, наоборот, страшных порождений тьмы... И пусть это было правдой лишь отчасти, но люди ведь так любят слушать невероятные истории, им необходимо верить в чудеса, и роль потомка клана Тайра была именно в этом: вместе с верой дарить маленькие чудеса. Он нередко давал себе слово научиться фокусам, чтоб показывать их детишкам, как когда-то это делал его отец или Юудай-сама, друг отца и любимец среди сыновей-потомков. Их ученики были в восторге и долго, спрятавшись в тени огромного дуба, обсуждали, какие Мичио-сенсей и Юудай-сенсей волшебники.
- Прошло три дня... - рассказчик остановился, загадочно осматривая своих, казалось, завороженных слушателей. Один из них, тот самый необычный юноша, на которого обратил внимание Асахи, доверчиво подошел к сказочнику, и словно дитя, прервал тишину. И все бы ничего, и продолжил бы мягко улыбающийся молодой человек рассказ, но его насторожила речь юноши с необычайно яркими и сияющими глазами. Улыбка стала чуть напряженной, а глаза сузились и внимательно посмотрели на юношу, словно одним своим взглядом Кагэкиё мог прочесть всю его судьбу и перекроить ее на свой лад, словно он видел сам исток души. Кого же принесла судьба сюда и зачем? И верно: юноша не выглядел одним из тех, кто обычно мог присутствовать в подобном заведении. Ему место в дорогих покоях да в шелках. Он словно драгоценный камень, что скрыт грязными породами... Отчего-то вдруг пришло понимание, что юноше, держащему Асахи за кимоно, не место здесь, что ничего хорошего его обнаружение не принесет: озлобленные крестьяне способны на многое. Сказочник приложил палец к своим губам, будто порекал за нарушенную тишину, ласково улыбнулся и продолжил:
- На третий день вынесла О-Цуру старикам сверток ткани с узорами: по красному полю летят золотые журавли. Подивились старики красоте такой, потрогали ткань, а она мягче пуха, легче пера...
Асахи сделал легкое движение рукой, словно подкидывал что-то воздушное, и изобразил на лице удивление.
- Старик взглянул на девушку да встревожился. "Сдается мне, Журушка, - говорит, - похудела ты, щеки впали... Не позволю тебе больше так много работать", - рассказчик, словно тот старик, покачал указательным пальцем и нахмурил брови. - Вдруг послышался хриплый голос: "Эй, хозяева дома?". То пришел торговец Гонта, что ходил по деревням и скупал у крестьян полотно. И спрашивает Гонта: "Ну что, бабушка, есть у тебя полотно на продажу? Видать, за зиму наткала". "Есть у нас кое-что получше, господин Гонта, - отвечает старуха. - Взгляни, то наткала дочка наша, Журушка". Глянул на ткань Гонта. "Золотые журавли словно живые летят! Да такого узора и в столице никто не видал! Мастерица ваша дочка". Торговец достал пригорошню золотых монет и отдал их старикам. Понял Гонта, что в княжеском дворце получит он за эту ткань в сто раз больше.
Юный Тайра нахмурился, осуждая торговца, и увидел осуждение и грусть в глазах других. Как и в этой сказке старики, большинство из этих людей никогда не держало в руках золотых монет, они даже могли и не видеть золота. Асахи глянул на сидящего рядом необычного юношу, словно хотел удостовериться, что тот все еще рядом.
- Старики не поверили своим глазам - впервые они видели золото. "Настоящее золото!" - радостно восклицали они. Поблагодарили они Журушку. "Заживем теперь мы по-другому, сошьем тебе новое платье к празднику, пусть все любуются, какая ты у нас красавица". Наступила весна, солнце пригрело. Что ни день, а к дому стариков прибегали дети, просили Журушку поиграть с ними или сказку рассказать: соберутся вокруг нее, а она рассказывает им сказки о всяких птицах диковинных. Но вот однажды снова пришел к ним Гонта.
Асахи замолчал. Чай давно остыл, да воин и забыл о нем, увлекшись рассказом о прекрасной О-Цуру, словно не он сам его рассказывал. Из головы не шел сидящий рядом парень, и путник отчего-то боялся сбиться, чего с ним никогда не было - так он был поглощен мыслями о том, кем может быть юноша.
* * * *
Токугава-но Каи
Каи мирно сидел подле сказочника, точно так же, как ему полагалось сидеть возле своего старшего брата. Смирно и покорно, потупив взгляд, без права на слово. Но теперь все было по другому, он слушал. Ловил каждое слово и складывал их в общую корзинку, так же нежно и трепетно, словно бы это были перья журавля. Его тонкие, белоснежные пальцы перебирали приятную на ощупь ткань кимоно, цвета лилий в его пруду. Его взор больше не смел подниматься вверх, глаза только смотрели на полотно, что струей воды перетекало по руке.
Рядом с этим человеком было так легко и свободно. Безмятежно. Каи редко ощущал подобного рода чувства, поэтому старался как можно точнее запомнить их. Вот как сейчас. Такое было в прошлый раз весной. Во время таяния снегов. Когда ты остро чувствуешь голыми лодыжками ледяной снег, сквозь который пробиваются девственные подснежники. Ты чувствуешь единение с природой и на душе становится спокойно.
Пока юноша молча поглаживал мягкую ткань, сказочник продолжал свою повесть. В бирюзовых глазах принца возникали короткие образы, окутывая его, словно дым от курений, тонкой нитью вплетаясь в детское сознания, прочной цепью сковывая сердце. Кай закрыл глаза и тонкая белая прядь выпала из-под капюшона.
Он чувствовал сказку, нет - он был внутри нее. Он сидел в уголке, внимательно наблюдая за стариками. Видел морщинки на их руках, когда они заваривали чай, видел печаль глаз, которые видели всю жизнь. Он тихонько крался к дверям О-Цури, припадая ухом к тонкому дереву, пытаясь ощутить каждый шорох за перегородкой. Он проводил рукой по идеальному шелку ткани. Был тенью прекрасной девушки, чувствовал ее цветочный аромат, чувствовал грязь купца, любовался сверканием золота. Так волнующе было жить рядом с ними, видеть то, что ему никогда и не снилось, быть таким близким к простому народу. Он представлял себя в старом кимоно, он представлял как будет жить со стариками, как будет помогать им по дому.
Это была свобода. Свобода, которой ему не суждено увидеть. Наверное он променял бы все богатство своего дворца на ту жизнь. Такую недоступную и простую.
И вновь рассказчик интригует слушателя паузой, томит его в ожидании, смешивая чувства, добавляя в них каплю тревоги. С большой неохотой юноша открыл глаза. Он аккуратно взял со стола маленькую чашку чая. Тепло приятной волной проникло под кожу. Так и не осмелясь поднять взгляд и нарушить тишину, Каи внимательно смотрел на ароматную жидкость. Зеркальная поверхность воды отражала смутные очертания молодого принца. Кто он? Что он есть? Зачем живет? Зачем находится здесь и придается мечтам? Кого нужно обманывать? Он с рождения был экзотической птицей, прочно спрятанной в золотой клетке. Люди смотрели на него, а он должен был радовать их глаза. Но однажды он нашел зазор между прутьями и вылетел на свободу. Сбежал, но испугался мира. Он сбегал много раз, он свыкался с реальностью, он приспосабливался. Он думал что назад дороги нет и небо готово обнять. И что? Все оказалось банально и просто - только он хотел придать себя небесной синеве, как увидел цепь на тонкой лапке.
Захотелось встать и вернуться домой. Хватит этих безумных приключений. Хватит дразнить себя несбыточными местами. Он вернул чашку на стол. Он готов был встать, но решил последний раз взглянуть на сказочника, чтобы точнее запомнить его. И тут их взгляды переплелись. Несколько секунд Каи безнадежно тонул в спокойствии и магии этих глаз. Он так и не смог сбежать. Сил хватило только чтобы разорвать взгляды и снова потупиться в пол.
Теперь он снова хотел продолжения сказки. Он хотел вновь раствориться в ней, стать ее частью. И только один человек мог это сделать. И этот человек сидел так близко, что нос принца улавливал запах его тела. Такой же, как запах летнего дождя, вдыхающего жизнь в сухую землю.
Одно плавное движение и кисть юноши прикоснулась к руке мужчины. По телу Кая словно пролетела молния и он быстро отдернул сам себя. Зачем он это сделал? Причин не было, это был секундный порыв, неконтролируемое желание. Поспешив спрятать руку в складки одежды, парень еще сильнее впился взглядом в пол, боясь поднять его выше.
Пожалуйста, продолжайте...
* * * *
Тайра-но Кагэкиё
На лице сказочника мелькнуло детское удивление: прикосновение странного юноши с чарующими глазами было неожиданным и приятным, щеки Асахи отчего-то в тот же час покрылись легким румянцем. Было такое ощущение, что на руку упало перо сказочной птицы, и оно одновременно было легким, дарило волнующее чувство, и обжигало. Странник опустил голову, делая вид, что расправляет свои длинные волосы, чтоб они не мешали и не путались. Юному Тайра не хотелось, чтоб люди заметили неожиданные перемены в нем, ведь на его лице отражалось то, что было в душе, и сдержать себя этим вечером было особенно тяжело.
- "Здравствуй, дедушка, - сказал Гонта. - А не найдется ли у тебя той же прекрасной ткани, что и в прошлый раз? Я охотно куплю". "Нет, не проси, - ответил старик, - сильно устает моя дочка от такой работы, не хочу, чтоб больше ткала, боюсь, что заболеет". Но Гонта сунул старику в руки кошелек, набитый золотом. "Я заплачу еще больше, чем в прошлый раз. А если не согласишься - пеняй на себя, пригрозил торговец. - Меня сам князь прислал. Чтоб через три дня ткань была готова, иначе головой поплатишься!".
Кагэкиё закричал и взмахнул руками, словно он и был тем Гонтой. Ткань легкого кимоно намеренно упала на то место, где была рука юноши, что сидел рядом, незаметным движением, скрытым волнами ткани, Асахи взял за нее парня, отвлекая внимание других слушателей рассказом и движением свободной руки: он словно в воздухе рисовал события, только ему понятными картинами...
Что могло заставить молодого человека так поступить, он и сам понять так и не смог. Быть может, посчитал, что необычный юноша нуждается в его защите, быть может, сам, ведомый необъяснимым порывом, хотел его защитить. От чего?.. Или просто говорил: "Не бойся"? Сжавшая нежную, подобную лепесткам диковинных цветов, руку рука сказочника разжалась, следуя сомнениям своего хозяина, а после снова сжалась: Асахи, не желая почему-то задумываться над своим нетипичным действием, решил плыть по течению. И неважно было, кто его в это течение бросил.
- Гонта ушел, а старик и старуха горевать начали, - голос рассказчика слегка потускнел - в горле внезапно пересохло. Но потомок рода Тайра продолжил: - "Беда, беда! Пропали наши головы". Все услышала О-Цуру и стала стариков утешать. "Не плачьте, через три дня будет готова ткань, еще лучше прежней". Ушла девушка в комнату и наглухо дверь закрыла, а вскоре послышался быстрый-быстрый стук: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон... День, и другой, и третий стучит ткацкий станок. Старики начали беспокоиться за дочку, просили ее прекратить работать. Но вдруг послышался грубый голос: "Ну как, готово? Покажите мне". То был Гонта. Но старик со старухой не пустили торговца в комнату. "Журушка крепко-накрепко запретила заходить". "Вот еще! - возмутился Гонта. - Вижу, дочь ваша привередница... А я и спрашивать не буду!" Оттолкнул грубый торговец стариков и настежь распахнул дверь в комнату, где ткала О-Цуру...
Асахи кашлянул: в горле резало, словно он рассказывал истории с самого утра. Хозяин заведения, видимо, поняв в чем дело, тут же налил сказочнику чая. Молодой человек благодарно ему поклонился, взял чашку и улыбнулся слушателям.
- Позвольте мне оставить вас на некоторое время и продолжить историю совсем скоро: здесь душно... - он повернулся к парню, которого держал за руку. - Юноше, видимо, тоже.
Сказочник отпустил его руку и, поднимаясь, закрывшись волосами, шепнул странному слушателю:
- Идем со мной.
* * * *
Токугава-но Каи
Внезапно возникшее волнение постепенно отступало и его место занимал сладкий покой. Отчего то у юноши затряслись руки, как после невероятного напряжения. Мягкий и сильный голос мужчины проникал вглубь молодого человека и убаюкивал его, как шепот весеннего ветра. Каи не отрывал взгляд от ровных, но уже обшарпанных временем татами. Просторная одежда простолюдина надежно скрывала его хрупкое тело, а капюшон не давал белоснежным волосам выдать своего хозяина. Парень воспроизводил в своей голове события последних секунд. Кончики пальцев горели огнем там, где они только что чувствовали тепло чужой руки. Казалось бы, что через это прикосновение принц смог на мгновение ощутить сказочника, увидеть мир его глазами. Хотелось как можно дольше чувствовать жар на пальцах, закрыть глаза и навсегда запомнить чувства. В секундном порыве юноша поднес свою руку к губам, стараясь уловить тонкий аромат мужчины, но, к его разочарованию, такого легкого прикосновения мало и пальцы оказались холодными и чуть мокрыми. Выдохнув, он опустил руку на колени, и тут сказочник продолжил рассказ.
Эта часть была волнующей и настораживающей. Голос незнакомца срывался на громкие ноты, это был диссонанс чувств и слов. Каи даже несколько испугался, когда рассказчик ловко обратился в облик подступного купца и принялся яро жестикулировать. Хоть ярость и была наиграна, принца поразило мастерство выкладывать свои чувства, он чуть съежился и начал было чуть подрагивать, как его кисть накрыла чья-то рука.
Сердце так сильно стучало стучало в груди, будто бы случилось что-то непоправимое. Захотелось убежать, спрятаться - водопад эмоций накрыл юношу. Ему было так непривычно ощущать чужое тепло, чувствовать прикосновение, мягкую кожу. Ведь дома, во дворце - к нему смеют прикасаться только сестра и служанки. Поэтому такое проявление неведомых ему чувств вскружило голову парню. Только через пару секунд он осознал, что не дышит и поспешил вдохнуть затхлый жаркий воздух тесного помещения. А мужчина тем временем все так же бурно повествовал свою сказку, только теперь его рука крепко сжимала в своей пальцы Кая. На какое-то мгновение сказочник ослабил хватку и это так удивило принца, что он тотчас поднял голову и взглянул на незнакомца. Слава богам, что его глупые глаза не перепились взглядом с бездонным взором мужчины, а только и успели жадно осмотреть полные губы, которые так умело играли словами. Каи вновь опустил взгляд. Становилось тяжело дышать. А теплая рука мужчины, словно перестав сомневаться, вновь плотно сжала его собственную.
Рассказ продолжался, но юноша слышал его, словно через перегородку, будто бы что-то обволокло его и не давало внешним звукам тревожить внутренний мир. Он только остро чувствовал твердую руку незнакомца. Юноше казалось, что этого мало, что его руки не способны прочувствовать все, что может в себе таить это прикосновение, хотелось преподнести сильную руку в щеке, вдохнуть ее аромат, но все тело было скованно и единственно, что мог делать принц - это продолжать завороженно дышать.
Сухой кашель сказочника вернул сознание молодого человека к реальности. Он с тревогой взглянул на него, внимательно проследил за тем, как тот отпивает из маленькой чашки чай, как горячая жидкость омывает пересохшие губы. Все так же глубоко хватая ртом воздух, Каи поспешил скрыть свое лицо под капюшоном. Он не умел владеть своими чувствами, он не привык к такому напору ощущений и поэтому начинал явно проявлять их. А этого нельзя было допустить.
Словно бы почувствовав накал внутри юного принца мужчина остановил рассказ, попросил прощение у присутствующих и сказал, что хочет вдохнуть свежего воздуха. Как же не хватало сейчас Каю прохладного ветерка. А поскольку его рука все еще теплилась в сильной руке сказочника, то он должен был идти следом. Внутри все колебалось, но юноша нашел в себе силы подняться, все так же робко опустив голову. И тут он почувствовал тихий шепот где-то совсем рядом с его лицом. На щеках Кая вспыхнул румянец, благо его лик был скрыт капюшоном. Он не смел не повиноваться. Да и что там говорить - даже если бы незнакомец не попросил его, он все равно бы пошел следом ведомый неизвестными чувствами. Затекшие от долго сиденья ноги плохо повиновались, а простые гета глупо стучали по татами. И вот они вышли на улицу. Прохладный ветер сразу же обвил тело юноши, которое отозвалось на него легкой дрожью. Спасительный свежий воздух наполнял легкие и выветривал пряности, что курились в таверне. Тусклый свет, которым освещалась ночная улица, надежно скрывал выражение его лица. Белая каменная кладка, которая была уже почти на всех улицах столицы, выделялась в плотном полумраке ярким светящимся пятном и казалась Каю причалом, к которому пришвартованы корабли. Он и сам был таким кораблем, готовым к отплытию. Там, на другом конце причала, люди веселись и отдыхали, встречались и прощались. Он был кораблем, который переполняли самые разнообразные чувства, под их грузом корпус отяжелел и глубоко погрузился в темное осеннее море печали.
Каи безнадежно замерзал, лишь только кисть его была надежно спрятана от ветра рукой мужчины. Резкий порыв ветра неожиданно обвил их одинокие фигуры, сорвав с головы юноши капюшон. В ту же секунду белоснежные, словно цветки священной лилии, волосы разлетелись на ветру и мягко упали на плечи. Краска залила лицо юноши и тот, тихонько, но обреченно выдохнув, вырвал свою руку из рук сказочника и попробовал спрятать непослушные длинные пряди. Но затея оказалась бесполезной, новые порывы ветра все сильнее запутывали никогда не стриженные волосы. Отчаявшись, Каи опустил руки и лицо. Ему было стыдно и страшно. Он не знал, что будет дальше. Горький комок подступил к горлу, природа поднимала порывы ветра, будто бы ему на зло. Становилось все холоднее, а он все боялся взглянуть на незнакомца, боялся увидеть удивление и страх на его лице, боялся следующей секунды.
* * * *
Тайра-но Кагэкиё
Осенний ветер, свободно кружащийся снаружи, после жаркого помещения показался прохладным, он играл с легкой тканью и сияющими в свете луны рыжеватыми волосами сказочника; седые пряди сейчас казались серебристыми, словно Асахи был, в противоположность имени, пришельцем с луны. Темные глаза поднялись на серп, всматриваясь в ровные очертания загадочного шара, что безмятежно жил на небе, сейчас словно стыдливый ребенок лишь выглядывал тонкой изогнутой линией. Луна наблюдала за тем, что творится внизу, она всегда все видела и тянула к себе. В нежную луну можно влюбиться, но эта любовь приведет к смерти, неизбежной и холодной, одинокой, беспомощной...
Белоснежные пряди юноши, которого Кагэкиё позвал с собой, будто ответили луне. Они, словно знающие пути ветра, проскользили по нему, играя с порывами, сверкали в свете и успокаивались, легко падая на плечи и спину юноши. Асахи не мог оторвать глаз, будто перед ним стояло божественное существо, однако лицо рассказчика осталось спокойным, лишь глаза скользили по чарующим чертам лица. Все тело его вздрогнуло, когда он увидел, кто просил продолжать сказку, кто держал его за кимоно, кто прикасался к нему и кого он держал за руку. Неужели это потерявшийся нежный дух? Этот юноша не мог быть человеком, он - часть сказки, он, верно, и есть сама сказка; Асахи не мог более ничего придумать.
Когда это неземное существо обреченно опустило голову, отдаваясь воле игривого ветра, зачарованный сказочник тихо выдохнул, затем, ведомый необычно вспыхнувшей заботой о юноше, развязал ленту, сдерживавшей его волосы, тихим шагом подошел к юноше и слегка подрагивающими от восторга и волнующего трепета руками дотронулся до божественно мягких и воздушных светящихся волос. Ему было отчего-то страшно прикасаться к "духу", словно Асахи был в грязи и дотрагивался до белоснежных шелков бога; сказочник уже не считал юношу человеком, его речь, его движения и внешность говорили ставшему доверчивым в этот вечер воину, что он встретил что-то высшее. И его хотелось защитить от чего-то, спрятать, уберечь, как диковинный цветок, который не может выжить в мире людей.
- Кто ты? - не найдясь больше что-то сказать, спросил Асахи, заплетая белые волосы своей лентой.
Они приятной прохладой струились по его рукам, оставляя после прикосновения неповторимые нежные чувства. Хотелось запустить пальцы в пряди, роняя и играя с ними, как с тончайшей тканью в детстве, заново, раз за разом испытывая ласковые почти невесомые прикосновения. Кагэкиё было все равно, даже если ему ни в коем случае нельзя было прикасаться к юноше, даже если сейчас сказочника настигнет смерть за его вольности - он тянулся к существу, чьи шелковые волосы подобно сияющему в лунном свете ручью струились по грубоватой коже странника. Видел ли он в нем что-то необычное и хрупкое или какое-то спасение для себя - это тоже было неважно.
* * * *
Токугава-но Каи
Напряженное тело юноши стало потихоньку расслабляться, когда мужчина спокойно отреагировал на происходящее. По крайней мере ему так показалось, ведь он не видел лица странника. Но внутри он радовался, смеялся тому, что нашел человека, с которым может быть хоть чуточку свободным, вылетев из золотой клетки.
А тем временем такие теплые руки сказочника бережно заплетали волосы принца в ленту. Дыхание постепенно становилось ровным и дрожь уходила из тела. Каи открыл глаза и, подняв голову, взглянул на острый серп. Юноша считал, что прекрасная луна должна быть первым, что видит человек при рождении, не всемогущее, ослепляющее Солнце, а тонкий серебряный свет полумесяца, который хранит в себе все тайны вселенной, охраняемый мириадами звезд. Поддавшись неведомому порыву, Каи медленно поднял тонкую бледную руку, стараясь, словно бы, дотянуться до краев ночного светила. Его тонкие пальцы плавно проводили по острым краям, нежно очерчивали свет. Казалось, еще чуть-чуть и острый кончик месяца проткнет полупрозрачную кожу и выпустит наружу воду жизни. Стоя вот так, спиной к незнакомцу, принц постепенно приобретал спокойствие и умиротворенность. Они с сестрой родились под знаком луны, поэтому прекрасная богиня всегда приносила мир в его душу. Каи чувствовал, как пряди его волос переплетались с пальцами незнакомца, как тот бережно распутывал их. На секунду юноша почувствовал себя горным ручьем, чьи воды мягко омывают острые камни. Его бирюзовые глаза смотрели прямо на луну и звездное небо освещалось в них.
Мужчина, не переставая расчесывать пальцами непослушные белые пряди, произнес роковой вопрос. Но, окруженный блеском месяца, Каи не растерялся. Он понимал, что владеет выбором: сказать правду и потерять эту сказку навсегда или соврать и доставить боль своему сердцу, надевая новую маску. Он держал голову поднятой, давая своему лицу купаться в серебряном мягком свете, подгоняемым свежим ветром, а на щеке предательски заблестела влажная дорожка. Он не хотел лгать мужчине, но и не мог сказать правду. Закрыв на секунду глаза и полностью избавившись от страха, Каи ответил:
- Простите меня... Я не желаю вам зла, луна тому свидетель, но я не могу сказать вам кто я.
Не осмелюсь. Не хочу...
Юноша не отрывал глаз. Его голос был тихим и мягким. Он так и не отважился повернуться лицом и сказать все прямо. Не хотел выдавать себя. Тонкая душа принца не желала покидать сказку, но время работало не на него и в любой момент могли появиться стражи, которые уже должны были начать поиски вторых наследников. А он так сильно хотел запомнить все - от колкого осеннего ветра до жара в об области сердца, что боялся каждого шороха.
Неужели все закончиться вот так и я больше не увижу его глаз?
Эта мысль обжигала, словно раскаленная сталь. Каи не мог допустить этого, он так сильно хотел, чтобы все это не заканчивалось. Поэтому, прижав кисти к груди он медленно развернулся. Блеск белоснежных прядей, что уплывали из рук мужчины, мелькнул где-то в стороне. И вот они стоят так близко и взгляды переплетаются. Тонких губ юноши слегка коснулась улыбка, а еще не высохшая дорожка от слезы, поблескивала в свете луны.
- Меня зовут Каи.
Он смотрел на сказочника глазами, полными доверия и надежды. Он восхищался земной красотой этого мужчины. Его темные распущенные волосы с прядями белого напоминали дерево сливы, которого касается цвет весной, его сильный облик. Юноша интуитивно потянул к нему руку и маленькая кисть легла на плотное кимоно где-то в области сердца. Он не разрывал взгляд, боялся, что все это раствориться и окажется еще одним сладким сном. Тепло тела мужчины еле-еле пробивалось из-под плотной ткани, но чуткие руки юноши, не знавшие грубой работы, очень ясно ощущали его.
- Можно я узнаю твое имя?
Каи не знал, почему он так легко перешел барьер вежливости и обратился к незнакомцу прямо. Обычно он не позволял себе такого даже с сестрой.
- Я не хочу забыть тебя, после расставания.
Небольшая головка юноши чуть наклонилась в бок, а глаза, полные синевы, так и не отпускали темный взор мужчины. Почему-то захотелось обнять этого незнакомца, чтобы еще ярче почувствовать его запах. От этих мыслей бледные щеки принца слегка порозовели и он лишь крепче сжал свободной рукой старый плащ, что окутывал его, в то время как вторая рука все так же легко прикасалось к груди волшебного сказочника.
* * * *
Тайра-но Кагэкиё
Глаза воина любовались сиянием волос, руки нежно сплетали их с лентой, сердце билось быстро и настойчиво, будто просилось на волю, чтоб тоже увидеть чудо. Взгляд несколько мгновений следил за рукой юноши, словно поглаживавшего луну, как любимую сестру, губы дрогнули в улыбке: в детстве Кагэкиё тоже так делал, да и сейчас, в своих путешествиях, лежа на траве, он соединял пальцем мерцающие точки звезд, рисуя невидимые картины, играл с луной, будто она была в его руке и перекатывалась в ней.
Слова юноши сказочника почему-то не удивили: дух не будет признаваться, что он дух, бог не будет раскрывать себя, если прячется. И снова в душе вспыхнуло пламя - не то счастья, не то страха, что перед Асахи сейчас стоит не человек. В тот момент он понял, что не знает, как поступить, как себя вести и к чему это все приведет. Воин, не в силах убрать рук от белоснежных прядей, водил по ним пальцами, пропускал через них, перебирал... До тех пор, пока они не выскользнули из рук, а юноша не повернулся. Юный Тайра немного расстроенно взглянул на пустые ладони, но когда его взгляд поднялся и утонул в столь необычных глазах "духа", от грусти не осталось и следа. Каи? Я запомню... Асахи запомнит его навсегда, также, как и все происходящее до, в данный момент и то, что будет происходить после - все, связанное с этим юношей. Нежно улыбнувшись странному прекрасному существу, молодой мужчина зачарованно смотрел на него. Вся ситуация казалась настолько необычной, что случавшееся с Асахи ранее совсем не укладывалось в покои его памяти. Невесомая ладонь Кая была для сказочника как благословление; он резко вдохнул воздух и еле сдержал дрожь. Однако, услышав слова о расставании, темные глаза молодого воина сверкнули от грусти. Неужели этого не избежать? Я больше никогда его не увижу? В сердце защемило, но Кагэкиё продолжал улыбаться. Он провел большим пальцем по щеке Кая, вытирая следы от слезы, он тянул время: и его имя могло сыграть с ним в зловещую игру. Семья Тайра... О них забыли, кто знает, как люди воспримут новость о том, что клан все еще жив, кто знает, вполне возможно, деревню найдут и уничтожат. Рассказчик сомневался.
- Асахи, - просто ответил воин. Никто сегодня не узнает его настоящего имени, по крайней мере, не от него или не по его воле.
- Однажды славному воину за его подвиги высшие силы дали пилюлю бессмертия, - начал вдруг рассказывать молодой человек, не отрывая взгляда от бесконечных бирюзовых глаз, - сказав, что проглотив ее, воин станет святым и вознесется на небо. Воин вернулся домой и отдал пилюлю жене, которая спрятала ее в надежное место. Однако, о пилюле узнал ученик воина, и когда тот был на охоте, пробрался в комнату к жене своего учителя и стал угрожать и требовать отдать ему пилюлю. Жена воина, понимая, что не справится с учеником, и что он все равно заберет пилюлю, сама ее проглотила. Как только она это сделала, она почувствовала, что стала легкой, как облако, она взлетела и устремилась к небу.Она очень не хотела расставаться с мужем, поэтому выбрала место самое близкое к миру людей - луну. И стала богиней луны.
Кагэкиё улыбнулся шире, сузил глаза и чуть заметно пожал плечами: у него было много историй. Он погладил Кая по голове, словно тот был младшим братом Асахи, любимым братом, которого он мог бы учить и защищать.
* * * *
Токугава-но Каи
И без того светлая кожа мужчины становилась еще бледнее в свете луны. При этом было в нем, что то совсем не лунное. Не отрывая взгляда от сказочника, юноша думал, почему тот так сильно будоражит его душу. Только от того, что в его сердце нашли приют тысяча сказаний странны Восходящего Солнца, или есть что-то еще? Большие бирюзовые глаза старались не просто всмотреться в прекрасные черты лица, а упасть глубже... в самую душу.
И тут мужчина мягко улыбнулся ему и провел рукой по щеке. В этот момент Каи понял, что было в этом человеке необычного, что ставило его на ступень выше от всех людей. Сказочник носил внутри себя Солнце. Принц был воплощением Луны, а он был Прекрасным Солнцем. Тепло жизни окутывало его тонкой аурой, оно хранилось в уголках робкой и застенчивой улыбки, оно перемешивалось с кровью и текло по сильному телу. Тепло этого Солнца было в каждом прикосновении, именно поэтому, когда сказочник провел своей рукой по щеке юноши, он почувствовал, как его тревоги уходят, растворяясь в невидимом сиянии. Перед ним стоял любимец богини Аматерацу, человек, которого она оберегала и с которым делила свою сущность.
Каи тихонько поддался на маленькую ласку и накрыл щеку своей рукой, чтобы как можно дольше сохранять чужое тепло.
- Асахи.. Утреннее солнце, такое теплое, но не обжигающие. Дарующее новый день, но не слепящее глаза.
Теперь это имя навсегда останется в юном сердце принца. Утреннее солнце. Вот так, однажды он встретил брата Аматерацу, темной осенней ночью, вылетев из золотой клетки.
Каи внимательно слушал новый рассказ, который стал моментально очень дорог ему. Ведь в нем шла речь о его покровительнице. Принц всегда думал, как выглядела Луна, когда была еще в человеческом теле. Почему то в его глазах она была похожа на императрицу. Такую же прекрасную и далекую, как серебряная богиня. В глазах юноши мелькнул отблеск озера печали, что плескалось в его душе.
И вот Солнце вновь ласкало его, как маленького котенка, медленно проводя по мягким волосам. В голове юноши возникла безумная идея, он более не видел дороги назад и был готов на все, лишь бы только на потерять этого человека. В молодом сердце взыграла беспричинная ревность ко всему вокруг. Он хотел, чтобы этот мужчина был сегодня только его, хотел, чтобы он смотрел только на него и рассказывал свои сказки только ему. Только одну ночь, а с первыми лучами солнца он отпустит маленького бога дарить счастье другим людям.
Мягко, но настойчиво взяв руку Асахи, принц плавно развернулся и повел мужчину по дороге, ведущей за город. Только в одном месте он может спрятать свое Солнце. В своем тайном месте, где он скрывался от людей еще в далеком детстве.
Каи вел мужчину в сторону дворца, но до того было еще много пути, а когда начинались владения императора не знал никто, кроме императорского казначея, поэтому в дальнем парке семьи повелителей могли гулять все. Там и было спрятано убежище принца. Надежно охраняемая небольшими холмами, утопающая в лесу, это была небольшая полянка на берегу огромного озера, подобного зеркальной глади, на которой росла многовековая плакучая ива. Приведя Асахи именно туда, юноша скинул темный плащ с плеч, оставшись в безупречном кимоно, цвета морских волн, и подошел к самому краю воды. Он аккуратно присел и омыл руки и лицо. Волосы, бережно собранные в ленту, тихонько развевались на ветру. Каи встал и повернулся к сказочнику. На его юном лице играла нежная улыбка.
- Расскажи мне, что стало с прекрасной О-Цури?
Принц подошел к могучему стволу дерева и его силуэт немного скрылся среди длинных ветвей, но глаза все так же неотрывно смотрели на мужчину.
Не уходи от меня Солнце... Побудь моим еще немного...
* * * *
Тайра-но Кагэкиё
Действия юноши немного удивили Асахи, но он послушно последовал за ним, позабыв о том, что все свои вещи оставил в том заведении, что теперь оказалось позади. С собой у сказочника из оружия был лишь сето, но в случае опасности молодой воин сделает все, что в его силах, даже если в руках окажется простая заколка. Тело трепетало от волнения, сердце колотилось, не желая успокаиваться, в груди поднимались восторг и счастье: Кагэкиё шел за сказкой, ведомый прекрасным духом куда-то в прохладу и свежесть растений, шепчущихся о чем-то с водой и отражающейся в ней луной. Улыбка, по-детски удивленная и счастливая, не сходила с лица юного Тайры, он часто дышал, чтоб сердце своими беспорядочными и сумасшедшими ударами не убило его, в теле словно бурлила некая энергия, которая, казалось, вот-вот могла поднять в воздух: Асахи и так казалось, что он плывет в потоке неощутимых волн, как во сне, он смотрел на Кая, на его длинные волосы цвета утреннего свежего снега и вдруг ощутимо понял, что он, этот странствующий сказочник, живет, что он понял наконец, что является частичкой этого мира. Осознание взволновало Асахи еще больше, и он крепче сжал нежную руку юноши, будто Каи мог открыть и другие секреты реки Жизнь, мог указать Путь для Кагэкиё и освободить душу от сомнений и скитаний.
Рассказчик еще никогда не был в этой части города. Да что и говорить - он и в самом-то городе совсем недавно, и увидеть смог лишь небольшую часть, ту, где он был обычным человеком среди простых людей, где чувствовал себя уютно: потомок одного из забытых кланов не особенно любил дворцы и богатые дома - в них он чувствовал себя чужим и потерянным, считал, что упустит себя, позволив душе раствориться.
Взору открылось озеро с растущей на берегу старой ивой. Величие водной глади и старость дерева произвели на сказочника большое впечатление. Словно в сказке... А на берегу юная прекрасная дева всматривается в свое отражение... На дне живет доблестный дракон... Совсем как дитя Асахи рассматривал место, чуть приоткрыв рот и широко раскрыв глаза, будто попал в ту самую сказку и видел ее своими глазами. Глаза скользили по каждому листку, по каждой травинке в ожидании чего-нибудь волшебного; Кагэкиё выглядел как ребенок - он и был сейчас ребенком, тем мальчиком, который в детстве, раскрыв рот, слушал истории стариков в деревне, а не тренировался с другими сыновьями. Из оцепенения его вывел лишь голос юноши, который попросил рассказать историю о журавле дальше. Молодой мужчина поднял глаза на Кая и чуть было не сел: он не заметил, как тот снял с себя одежду простолюдина, поэтому для Асахи все показалось чудесным превращением, подтвердившим, что юноша не человек. Воин замер. Нет, он не был удивлен тем, что встретил духа - в путешествиях чего только не увидишь - он был изумлен, какого духа он встретил. Может, он дух этого озера? Ему здесь хорошо... Наверное, так и есть. Возможно, если б Асахи не встречал на своем пути необычности, он не считал юношу высшим существом, но душа сказочника не могла отказаться от того, что он видел, воспоминания не вырежешь и не заставишь себя не верить в них. Даже если ошибаешься. Однако, вскоре воин заметил на траве плащ, что, правда, не изменило его мнения, но хотя бы объяснило то, что "дух" все-таки не смог в одно мгновение превратить старую одежду в прекрасное кимоно.
- О-Цуру... А где ж я остановился? Так-так... - затараторил сказочник, опустив глаза и приложив указательный палец ко лбу, а вспомнив, пожал плечами и с извиняющейся застенчивой улыбкой взглянул на Кая. - А, да... Конечно... Вспомнил.
Сколько бы его не учили, а простолюдином он был всегда: нередко Кагэкиё получал за нескладную речь, но все равно говорил по-своему - так, он думал, он был ближе к обычному народу. Сказочник кашлянул.
- Гонта распахнул дверь в комнату, где ткала О-Цуру и вдруг испуганно забормотал: "Там журавль..." Глянули старики - и правда, стоит за ткацким станком большая птица, широко раскрыла она свои крылья, клювом выщипывает у себя самый нежный да мягкий пух и ткет из него прекрасную ткань: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон. Старики захлопнули поскрее дверь, а Гонта, испугавшись, убежал.
Асахи сел, прислонившись спиной к широкому стволу дерева, опустил глаза - он знал, что будет дальше в этой сказке, и каждый раз ему становилось грустно, когда он ее рассказывал.
- На следующее утро прибежали дети и стали звать девушку: "Журушка, выйди к нам, поиграй с нами или сказку расскажи". Но в ткацкой комнате было тихо. Испугались старик со старухой, открыли дверь - а в комнате никого нет. Лежит лишь на полу прекрасная узорчатая ткань, а кругом журавлиные перья рассыпаны. Начали старики звать дочку, искали, искали, да так и не нашли. А под вечер закричали дети на дворе: "Детушка, бабушка, идите сюда скорей!". Выбежали старики, глядят: тот самый журавль! Кружится над домами, курлычет, тяжело летит... "Журушка, наша Журушка!" - заплакали старики. Поняли тогда они, что птица, которую старик спас, обратилась девушкой, да не смогли они ее удержать. "Вернись к нам, Журушка", - но все напрасно было. Грустно-грустно, прощаясь, крикнул журавль в последний раз и крылся в закатном небе. Долго ждали старик со старухой, но О-Цуру так и не вернулась.
Сказочник поднял глаза на Кая и чуть загадочно улыбаясь, закончил:
- Говорят, что есть на одном из дальних островов большое озеро, - глаза заскользили по водной глади, - и видели там рыбаки журавля с выщипанными перьями. Ходит тот журавль по берегу и смотрит в ту сторону, где остались старик со старухой.
Сказка была рассказана, после нее на душе было отчего-то тяжко. Асахи вздохнул и поправил упавшие на лицо седые волосы.
...Продолжение не следует...